Михаил Константинович Чуркин, доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета (Омск, Россия)
«…Там хроника для нас перед сеансом»: репрезентации советского проекта внутренней колонизации в киножурнале «Сибирь на экране»
Рональд Суни, определяя содержание концепта «колонизация», делает акцент на особом состоянии взаимоотношений метрополии и периферии, в рамках которых первая получает прибыль от неравных отношений со второй, что является эксплуатацией или воспринимается как эксплуатация. Подобная модель коммуникации в современных исследованиях позиционируется как имперская, при этом принимается во внимание не только непосредственная репрессивная функция метрополии, но и особый порядок представлений о колонизуемых, репрезентируемый в дискурсах.
Одной из «площадок» трансляции дискурса колониальных практик и знания в модернизированной советской империи ХХ столетия являлся документальный кинематограф, выполнявший как очевидные пропагандистские функции, так и фиксировавший алгоритмы сосуществования основных акторов внутренней колонизации – «Человека власти и культуры» и «Колониальных субалтернов», с помощью которого реализовывались задачи доминирования и подчинения в отношении территорий и людей. По справедливому замечанию Нэнси Конди, кинематограф всегда выступает как искусство метрополии, а основной его инструмент – кинокамера – является техническим символом вторжения города в деревню (центра в провинцию). Таким образом, визуальные репрезентации провинции, осуществляемые кинематографическим искусством центра, имеют агрессивно-культуртрегерский характер, а периферийные пространства, которые попадают в фокус киноаппарата, воспринимаются как загадочные, требующие освоения и присвоения.
Симптоматично, что киножурнал «Сибирь на экране», основанный в Новосибирске в 1929 г. и функционировавший под эгидой Новосибирской студии кинохроники (Западно-Сибирская студия кинохроники, Западно-Сибирская киностудия), по свидетельству штатных сотрудников советского периода, был подотчетен непосредственно «имперскому центру» – Москве, практически не соприкасаясь в вопросах информационной политики с городскими и областными властями. В контексте проблематики статьи данный факт является косвенным аргументом в пользу важности колониальных задач, решаемых метрополией на имперских окраинах, обеспечения абсолютного и неразделяемого права центральной власти экстраполировать опыт и практики политического и культурного поведения в границах дискретного пространства, нуждавшегося в подчинении. Важным представляется и обязательно-принудительный способ «доставки» документальной продукции до зрителя-субалтерна (фильмы демонстрировались до киносеанса). В деле организации работы киножурнала по подготовке и выпуску кинохроники также наблюдался централистский подход: студия и редакция располагались в Новосибирске, а в других городах (Омске, Томске, Барнауле, Кемерово и др.) функционировали только корреспондентские пункты, которые присылали материалы в Новосибирск.
Учитывая то обстоятельство, что в основе отношений метрополии и колонии (провинции) изначально заложены неравенство, иерархия (субординация) и подчинение (эксплуатация), в качестве ключевых элементов репрезентации проекта внутренней колонизации в киножурнале «Сибирь на экране» нами были выделены и охарактеризованы следующие сюжеты: празднование в городах Сибири трудовых и революционных дат, репрезентация центральной власти (освещение деловых поездок по сибирским городам представителей высших партийных и государственных элит), покорение природы и аграрно-промышленное освоение новых территорий (нефтегазовая промышленность, целина), практики повседневного поведения населения провинции.
В качестве предварительных выводов выскажем предположение, что в выделенных сюжетах за характерным для советской кинохроники пропагандистско-пафосным флером скрывались традиционно сложные представления имперской власти об административно-политической, экономической, социокультурной и ментальной организации пространства периферии, а также о системе действий, направленных на преодоление дискретности по-прежнему отдаленных окраин, сепаратистской памяти и настроений в сибирском обществе.